06.12.2024

Справка

Интервью взято в городе Березники Пермского края 2 июля 2015 года во время поисковой экспедиции «По рекам памяти».

Интервью записано Романов Петровым (г. Пермь).

Архив Пермского «Мемориала». Ф.5. Оп.505. Д.1. http://story.pmem.ru/index.php?id=505

FSO 01-288/05-505

Ссылки на использование отдельных фрагментов или всего интервью, а также фотоматериалов обязательны с упоминанием правообладателя и архивного шифра.

Курсивом выделены пояснения и дополнения редактора.

Назовите еще раз ваше фамилию, имя и отчество, пожалуйста.

Лунгрин Елизавета Яковлевна.

Ваша дата и место рождения, пожалуйста.

Саратовская область, город Красноармейск… нет. Село Французенское.

А дата вашего рождения?

Девятого июня, двадцать четвертого года.

Вспомните, пожалуйста, про свою семью. Кто была ваша мама, кто был ваш отец?

Она… как вам сказать. Она материал делала… станок был такой, как его… Маму Марией звали.

А отчество какое?

Адамовна.

Мария Адамовна. Хорошо. По фамилии так же – Лунгрин?

Да. Девочка была. У нее было имя Кель. Но она рано умерла, сорок лет всего прожила.

А отец?

Якоб Якубович.

Они немцы?

Да.

Саратовская область?

Да.

Они чем занимались, ваши родители? Вы сказали мама ваша на ткацком станке что-то делала?

Да. А папа, он в колхозе был бригадиром. Он тоже больной был, у него тоже легкое болело. Только бригадиром он работал.

Ваши родители образование получали? Они учились где-нибудь?

Они не учились. Они же тоже сюда высланы были, когда (неразборчиво) их выслали. А куда их выслали я не знаю.

Хорошо. Образования они не получали? Ваш отец был бригадиром колхозником? Сельские работы в основном? Там, покос, жатва и все такое?

Ну, как вам сказать. Где лошади стояли, коровы стояли колхозные. Вот там он работал.

То есть он занимался и земледелием и, грубо говоря, скотиной?

Да. Скотиной.

Хорошо. Какова ваша повседневная жизнь была, помните?

Ну, у меня ничего хорошего не было. Ну, до двенадцати лет было хорошо. Потом мама умерла. Нас четверо детей было… Папа арбузы приносил.

Это все еще в саратовской губернии?

Да. Там у меня у мамы медсестра жила в (неразборчиво). Она узнала, что мачеха плохо относилась со мной и она приехала меня забрала в 12 лет. Я немножко (неразборчиво), а потом я там (неразборчиво), он мне стал как няня. Я там у них была, пока мне шестнадцать лет было. Потом на работу устроилась на ткацкую фабрику.

А вот какие-то такие бытовые моменты вспоминаются? Вот вы сказали арбузы носили.

Ну у нас был свой сад. Яблоки росли. У нас все было… фрукты. У нас было так, через улицу идешь – дом стоит, там вроде магазин есть.

То есть у вас такое впечатление сложилось, что вы не бедствовали. А помните голод допустим?

Нет.

Нет? Не было такого.

Можно я скажу? (третье лицо, возможно родственница Елизаветы Николаевны). Она попала сначала в Казахстан, в доярки. Поэтому у нее там было молоко и хлеб. Тогда не было голода. А потом, когда приехали уже сюда на Урал, тогда да. Ее сослали сначала в Казахстан и ей сначала немного повезло, потому что она попала в доярки и было молоко и хлеб, но вдоволь. А когда уже приехали на Урал… Я просто знаю, я это все слышала много раз. Когда они ехали на Урал уже, они, во-первых, шли пешком от Соликамска, её две сестрицы младших. Это был, конечно, кошмар. И слава Богу, что они удержались. И все-таки, она всегда говорит, работала хорошо, получала большую пайку. Она не кушала очистки. Она держалась. У них был неплохой начальник, но тоже не зверствовал.

Вы сказали, что устроились на ткацкую фабрику, это какой год был?

Сорок первый. Война. Дальше пошло все.

Именно война вас с этих мест тронула?

Да-да-да-да.

Очень распространенная история. И вы вот как такой вот депортированный народ поехали куда сначала? В Казахстан?

Нас отправили в Казахстан. А потом я приехала в Казахстан и нас не пустили, немцы ругались. А уже один мужик с войны пришел у него ноги не было одной. Он говорил: «Если меня сейчас не пустите, то я вас выгоню! Это наши, русские немцы».

То есть вы приехали в Казахстан в какое-то жилье? Квартиру? А область, район помните?

Акмолинская область. Там хорошие люди попались.

То есть они приняли вас все-таки?

Приняли… Я там заболела малярией. Я там немножко болела у них.

Кто вас лечил, скажите, от такой вот болезни?

Эта старуха, которая у меня была там… печка русская. Она мне (неразборчиво) на печке, я там лежала сколько дней. Потом вроде легче стало.

(третье лицо). Можете записать Буровы.

То есть вы попали в дом к Буровым? А как-то связь не пытались с ними поддерживать дальше?

(третье лицо) Ну, не знаю. Ее двоюродная племянница сейчас в Германии живет Лидочка, а у нас с Буровыми… не знаю сейчас они живы или нет. Но это люди, которые нам сильно помогли.

Очень хорошо, что помогли, на самом деле.

Ну, я доярка была. Нам разрешили молоко носить десять дней, в которые теленок не пил. Была у меня потом сестра, приехала, где я жила.

(третье лицо) Сестры уже нет, к сожалению.

А вот скажите вы добирались в Казахстан на чем? Это вагоны? Теплушки?

Да.

Долго добирались?

Сидели три дня, пока поезд пришел. В саратов нас увезли на пароход. Потом на общие вагоны. Потом приехали до (неразборчиво), там нас разгрузили и развозили. Там уже лошади стояли.

(третье лицо) Там она потеряла своего брата.

Вот именно на этом перевалочном пункте?

Ну, мы не вместе шли. Я одна была, а он где-то… Потом я нашла его.

(третье лицо) Кого ты? Старшего потеряла?

Да.

(третье лицо) А старшего мы нашли потом.

Мы потом нашли его и это.

Вы прямо всей семьей выехали?

Одна я выпала. У меня брат был глухой и немой, он был (неразборчиво). А папа не уехал, он говорит: «пока я не проснулся, не (неразборчиво). Он поехал, туда привез его, домой. И в детдоме они выросли.

(третье лицо) А две сестрицы, которые младше, они тоже попали в другое место и потом только к ней туда, в Казахстан. Ей немножко повезло.

Скажите, ваша бытность Казахстанская, вы ее помните? Вот вы говорили разрешали молоко носить, когда дояркой работали. Вы как бы голода большого не испытывали?

Нет. Я там шесть (неразборчиво) пшеницы заработала. Когда уехала, нас забрали, они сказали: «как вернетесь, тогда мы вам дадим». Ну и так мы и не вернулись туда.

А к вам какое-то другое отношение было со стороны тех же самых казахов вокруг?

Знаете, там были высланы русские люди отовсюду. Казахов не было. Только немцы и русские.

(третье лицо) К ним хорошо относились всегда. Я вмешиваюсь, конечно, сорок лет уже вместе живем, я это уже все слышала. Казахи хорошо относились раньше. Раньше – хорошо. Потом не знаю, что случилось. Мы потом уже больше не ездили.

Такой обиды не было?

Нет. Это тоже были высланы русские, когда в ГУЛАГ выслали. Нас привезли тоже туда.

(третье лицо) Он говорит еще пока про казахов. А казахов там еще не было в принципе. Они вообще исчезли там, напрочь.

Мы там возили пшеницу на корову.

Много очень народов было и русские, и немцы. Не было ли там конфликтов между ними?

Я это не знаю. Не было.

Смотрите, все-таки ведь верили во что-то? В Бога?

Тогда молодая была. В церкви не ходили.

(третье лицо) Она сына крестила тайно.

А в каком году?

(третье лицо) Ой. В сорок девятом? Пятидесятом? Тайно его крестила. Приезжал поп и тайно она его крестила.

Это было в Немзе.

А вот там в Казахстане в Акмолинской области помните какие-нибудь… Может кто-нибудь там молился?

Я ничего не знаю.

(третье лицо) Она только сейчас начала ходить. А до того времени она не ходила.

Я только помню с мамой ходила еще дома, когда мама живая была.

(третье лицо) Их же запугали всех. Она только лет десять назад рассказала какие-то моменты, которые могла рассказать. Она даже их не рассказывала ни сыну, ну я сноха, вообще не рассказывала вот как все было. Их так запугали, что даже вот это не рассказывала. Ну слава Богу, слушай. Она прожила неплохую жизнь.

Это самое главное. Я хотел вот еще спросить. Песню какую вы помните?

(неразборчиво). Я вот пошла первый раз в церковь, там землячка была. Она говорит: «Ты знаешь че-нибудь?». Я говорю: «я только знаю, когда песни петь (неразборчиво). Я еще маленькая была, с мамой ходила, она мне собрала (неразборчиво).

(третье лицо) Давай спой? Если помнишь.

Нет. Я не могу.

А вот вспомните вот такую вещь. Все-таки немцы, они старались какой-то общиной жить в этом Казахстане, какие-то традиции свои сохранять, песни те же, наряды?

Знаете, я жила… Мы в одном доме жили, три семьи. Они нас все три брали в трудармию, а детей оставляли дома. Только у меня не было детей. И так они все остались эти дети. Забрали в детдом или отдали куда, черт их знает. Мужиков собрали, потом женщин собрали. Даже одна женщина приехала сюда на Урал, у нее четверо детей, она так заболела и их отправили. Семеро детей осталось, без родителей, без никого.

То есть родителей, грубо говоря, отделяли от семьи и посылали?

Посылали и все.

Тяжело было. А вот скажите, правда, все-таки в Казахстане традиции какие-то немецкие сохранились? Традиции.

Я там в Казахстане не жила год почти.

(третье лицо) Можно я скажу. У нее сестрицы двоюродные, племянницы… все осталось, все у них было как положено. Они сейчас в Германии, мы с ними общаемся, у них все сохранилось. Очень хорошо, между прочим. Вот «дора», «роза». Они все сохранили. Я-то русская стопудово. Но у них все сохранилось, все осталось. У них очень хорошо это соблюдается, превосходно. Мне очень нравится эта семья, я в нее попала. Я русская стопроцентно, но у них очень хорошо это. И за могилками ухаживают, за Сашей, за Дорой, да? У них все осталось. Они молодцы, говорить нечего. Я не могу свою нацию как бы этого… но они молодцы. Хотя уже сейчас знаете вера, она уже сейчас вся пошла одна, но все-таки у них есть, немножко они вот так держатся.

Давайте перейдем к трудармии. Вы были в Казахстане сколько по времени? Помните?

(третье лицо) Она сказала девять месяцев.

Девять месяцев, меньше года. И вы потом попали по распределению, наверное… А вот как проходил этот забор людей в армии? Кто-то приходил к вам прямо домой?

Нет. Мы просто… вызывали, вот ты и ты. Нас увезли в Казахстан. Там (неразборчиво), там нас посадили.

Посадили, опять же, на поезда, на теплушки?

Да-да-да.

И очень долго, наверное, везли до Урала нашего?

Ну. Не так сильно долго.

Вот вспомните, вот эти теплушки, они долго стояли на станциях?

Когда долго стояли, когда нет.

А вот, допустим, какие-то трагические случаи были? Люди умирали в этих поездах?

Не помню, чтобы умирали. А когда нас привезли сюда на Урал, в Соликамск, мы пешком шли.

Прямо пешком? И до куда?

До Котомыш.

(третье лицо) это 130 км пешком.

Да. Только лошади маленькие были.

(третье лицо) Две сестрицы маленькие были. Сколько было Марии? Ну мало было. Две сестрицы в нее впились и сказали мы с ней пойдем. А ей сказали: «а идите». И они дошли. Я вам скажу от Соликамска 125 км от Соликамска.

Это какой район?

(третье лицо) Красновишерский. Мы сейчас ездим туда за грибами. Там шикарное место, красивое. Вот 125 км от Соликамска пешком шлепали вот эти женщины.

А в какой время вас туда привезли? Весна, осень, лето? В какое время?

Была осень.

Поздняя осень? Не помните? А вот скажите, когда вас, грубо говоря, призвали в трудармию из Казахстана на теплушки садили, вам из дома что-то разрешили взять с собой?

Только одежду.

А обувь?

На ногах, что было и все.

То есть немного вещей совсем.

(третье лицо) А что она могла еще взять.

Ну да. То есть более-менее обустроенное жилище у вас было только в Саратове?

Ну, Саратовская область.

А дальше, дальше и дальше – это все меньше, меньше и меньше вещей, да?

Да.

Ясно, а вот когда вы приехали сюда поздней осенью до Котомыша вы шли, да? У вас какая обувь была? Не сохранилось воспоминание?

В лаптях мы были. Ну у меня сапоги еще какие-то домашние были. Холодно было в сапогах, а потом (неразборчиво) и лапти дали нам.

Вы в сопровождении уже шли? С охраной, да?

Да. Нам нельзя было, например в трудармейке немцы, а там были заключенные. Там также ходили под конвоем, не разрешили даже поздороваться. Все очень строго было. Даже два км деревня была, нельзя было заходить.

То есть в населенные пункты вообще нельзя было заходить?

Пропуск, надо разрешение, то тогда можешь идти. Если вещи еще были, то тогда можно было поменять. Менялись картошкой на что-нибудь. Надо обязательно брать пропуск.

А кто эти пропуски выдавал? Коменданты?

Коменданты, да.

Они вас сопровождали от НКВД. Ну и, собственно, вы до этих Катомышей таки дошли, да? Вот где вы расположились, помните?

Мы там же были, где и заключенные. Заключенных вытащили в другое место и нас туда пустили. Мы пришли, там один покойник еще лежал.

(третье лицо) Барак был.

Барак заключенных был?

Да, да.

Это был какой-то определенного рода лагерь? Вокруг какие-то стены были?

Там было много народу и Катомыши, и с Мысья, и с Немзя, я уже и забыла.

Не помните, это были исправительно-трудовые колонии или допустим там какой-то строгий режим был?

Строгий режим у нас был, нам нельзя было… никуда не пустили.

Исправительно-трудовые лагеря там были?

(третье лицо) Нет, там в основном были ссыльные. А так были кулаки, власовцы и вот, вот они бедолаги – немцы.

Вот вас поселили в этих бараках и что работать заставляли? Какую работу делали?

Лесоповал. Я девять лет работала в лесоповале. Зимой и летом. Потом привезли нас на устье Язьвы. Там мы уже летом работали на (неразборчиво).

(третье лицо) Потом ты наконец попала в столовую.

Потом я заболела, у меня все прямо спина-спина.

(третье лицо) Ей было тридцать пять лет, она копала (неразборчиво).

А где легкий труд? Потом там женщина сказала, она медик была, говорит: «Пойдете поваром?», а я (неразборчиво). Там немка работала. Она говорит: «Тетя Маруся вас научит». Ну и так я работала двадцать лет поваром потом. Работала в детском садике, в столовой, в больнице сперва.

Смотрите в этом лагере Котомыше какие-то ограждения охраны были?

Да.

То есть там какие-нибудь вышки стояли?

Да-да-да.

Стояли смотрели, прожекторы какие-нибудь, нет?

Прожекторы не знаю.

А охранники были? С винтовочками ходили люди?

Где заключенные, где (неразборчиво), там они ходили.

(третье лицо) Они же были не совсем заключенные.

Спецпереселенцы. Их всех поручили НКВД, грубо говоря.

(третье лицо) Она говорит, что им все-таки повезло, что были не совсем строгие условия, не совсем грубые. Немножко женщинам, слегка маленькую поблажку давали, чуть-чуть.

Как привыкали к этим условиям? Долго, трудно?

(третье лицо) Конечно, что ты думаешь из Саратова на Урал.

Жили спали в бараках, как я понимаю. У вас были какие-то нары?

Нары двухэтажные, внизу и наверху.

А вы помните сам вид этих бараков? Много этих нар было?

Конечно. Нас сто человек в одном бараке было. И наверху спали, и внизу спали.

Вот в этих бараках все вдоль заставлено было нарами?

(третье лицо) Да, у нее у сестрицы, ребеночка крыса покусала.

То есть, мягко говоря, никаких санитарных условий там не было?

Нет.

Была ли какая-нибудь больница?

Прием был.

Вы говорили, что вас лечили все-таки.

Да. Прием был. Люди заболели не могли идти, а не пойдешь работать пайку не дают.

Помощь все-таки оказывали? Или все было в грубой форме?

А какую помощь? Ну дали там больничный, пока у тебя температура… если что, то потом опять на работу.

Смотрите, вот этот фельдшерский пункт, на котором осуществлялся прием. Кто оказывал медицинскую помощь?

Тоже труд. армейки. Тоже с Саратовской… была она. Врач была образованный.

Помните какие-нибудь медикаменты, которыми лечили? Какие-нибудь порошки? Капли? Все это выписывалось?

Если ты болеешь, то на руки тебе ничего не давали.

(третье лицо) Она здоровая у нас была, слава Богу, тьфу-тьфу-тьфу.

Много умирало людей от таких условий?

Знаете, не так много. Трое только вот под дерево попали и насмерть.

А как хоронили людей помните? По обычаям все-таки?

Нам такие ящики делали, а заключенным… бросили в одну могилу сколько человек и закопали.

Трудармейцев вот как? Они умирали и что с ними делали? Гроб им организовывали или что с ними делали?

Да.

Все-таки похороны были?

Ну, ящики были и все.

А вы сами где находились? Наверное, рядом где-нибудь с лагерем, да?

Да, да.

Вот вы сказали, что на работу лесорубом ходили. Вы прямо деревья валили?

Да. (неразборчиво) в свое время валила лес, (неразборчиво) валили… теперь они так болят, что ходить не могу. Я лучком в свое время валила. Пила такая. Я не толстое дерево пилила… которые толстые были там…

(третье лицо) Когда однажды её сын валил березу у нас на даче, она сказала: «Если бы я так в свое время валила эту березу, я б не заработала пайку».

То есть получалось как вы работали, так вы и ели? Если выходили на работу пайку получали, если не выходили на работу, пайку не получали.

Триста грамм.

Триста грамм хлеба?

Да.

Еще что вспоминается помимо хлеба? Что еще кушали?

Ничего мы не кушали в трудармии.

(третье лицо) Ну грибочки.

То есть лес еще кормил, да?

А у нас в лес ведь не разрешали ходить.

(третье лицо) Им не разрешали в лес ходить. То, что сварят, то и покушают. Нельзя было. У нас тоже родственник один, они жили в лесорубе, он говорит: «а нельзя, сезон грибы-ягоды, нельзя».

То есть работы проходили именно на территории лагеря, да?

(третье лицо) Да. И нельзя было ничего сорвать. Лишнюю ягоду. Они бы и сорвали.

Далеко шли в лес. Сначала близко было. Потом уже далеко было.

То, что валили лес, все эти бревна потом в лагерь?

Валили, сучка все отрубили, некоторые чистили, скажет там бригадир. Потом увезли.

А увозили на чем?

На лошади.

То есть повозки были, да? И они увозили готовый лес? А куда он уходил никто не знал?

Лес уходил на склад, куда надо.

Нормы какие были, вы не помните? Сколько вам нужно было в день деревьев срубить или еще что-нибудь.

Нормы были, смотря какой лес. Если мелкий лес, то меньше норма, а если крупный, то больше кубометров. Четыре кубометра – это вот так, в среднем было. Бригадир придет и говорит, сколько надо лес валить, чтобы норма была, чтобы премию получить. Мы там работали пока светло было, потом пока домой придешь, то ой как устанешь и кушать не охота.

Тяжело очень.

(третье лицо) Но вы знаете, ей еще все-таки немножко повезло.

Что-нибудь помимо хлеба еще кушали?

Ну, вот было которое барахло у нас с дома, мы променяли на картошку, на че.

За счет своих вещей, получается, и жили? Последнее отрывали от себя, чтобы как-то себя прокормить.

Да. Я и свои сапоги поменяла. Мода тогда была… сапоги. Два ведра картошки.

Как думаете повезло? За такую цену?

Это моя сестра все ходила… Я мало ходила, она все ходила.

С территории лагеря вам выходить нельзя было, кроме как на работу?

На работу только. Если ты в деревню куда-то пойдешь, то надо разрешение.

Какие-нибудь документы у вас в то время были?

Никаких.

Помните ваших товарищей по несчастью? Были у вас друзья в этом страшном месте?

(третье лицо) У нее были сестрицы. Были, были, конечно. Умер нынче-то… Зина… Она одна осталась, уже все умерли бабушки.

Они вот тоже были немки?

(третье лицо) Зина Бауэр. Ну были, были.

Взаимоотношения с соседями как были по этому бараку?

Там всяко было, знаете ведь какие люди. Некоторые пайку получают и немного на утро оставляют, чтобы утром немного поесть, а встанешь и пайки нет.

(третье лицо) Сергей Петрович у тебя был сосед хороший. Но это потом уже.

Ясно. Разные такие отношения были. А проводились ли какие-то культурные мероприятия? Не знаю, вот вас как-то развлекали в это время?

Нет.

Никто не приезжал не пел, музыку какую-нибудь помните?

Нет. Это уже когда война кончилась. Мы идем уже на дорогах в лес, идет начальник и пожарный, говорят: «сегодня выходной, война кончилась». Мы его взяли, качали и домой пошли, так рады были. Домой в барак. Так рады были, что война кончилась.

(третье лицо) Это было в войну, а после войны они хорошо там жили. Как у тети Маруси соседи… как его звали. Синицкий. Превосходные отношения. Его внук – Синицкий нам звонит до сих пор и общается, спрашивает её. У нее там в деревне было неплохо. Потом после войны. Они все были там: кулаки, власовцы, зажиточные все были. Тем не менее у них такое братство, вам не сказать. У нас в городе такого братства нет. Мужа у меня уже нет, он моложе мужа и звонит регулярно спрашивает: «Как у тебя дела, теть Лиза?» Редкие отношения. У нас нет такого в городе.

А у вас было какое-то свободное личное время? Выдавали вам такое счастье?

Знаете, вот когда в лесу мы работали…

(третье лицо) На танцы же ты ходила.

На танцы это уже в деревне я ходила, когда в деревне жили.

Свободного времени получается не было?

Нет. В трудармии там…

Все было расписано?

Да.

(третье лицо) Там деток отнимали.

Там только придешь в столовую кушаешь, а не в столовой котелок возьмешь, тебе нальет ужин или обед и пойдешь домой, покушаешь и пойдешь и все.

Получали ли вы информацию о том, что происходило вокруг, в стране? Вот вы говорили, что встретили бригадира и он сказал, что война закончилась, а так сказали бы вам?

Ну он шел, чтобы сказать нам.

А в лагере сказал кто-то? Тот же комендант сказал, что война окончилась?

Не знаю.

А было ли радио? Такие громкоговорители черные или рупоры какие-нибудь, торчали со столбов?

Нет. У нас не было.

Помните какие-то листовки, газеты, чтобы почитать?

Нет.

(третье лицо) Она не читает, она неграмотная у нас.

То есть библиотеки даже, как таковой с книжками не было?

Нет. Писцева со мной жила. Она тоже с Саратова была, она грамотная была. У нее муж окончил институт…

Ну, вот скажите, если вот такая атмосфера в лагере, грубо говоря, никакой культуры, клубов, ничего нет, радио нет, листовок нет, вы как свободное время проводили?

Да у нас не было свободного времени. Чисто поспать. У нас, если два выходных в месяц – это хорошо.

Давайте вот к такому душевному моменту обратимся. На что надеялись? Все равно жили в этом лагере, вот так трудно, но все равно на что-то надеялись.

Думали, что домой приедем (смеется).

(третье лицо) Но в Саратов не попала, к сожалению. А дом у нее стоит.

То есть вы девять лет работали лесорубом в лагере Котомыше.

Нет-нет, я и на Мысе работала…

(третье лицо) Это все одинаково. Немзя. Это все одинаково.

Командировка это восемь километров, пять километров и все вот так.

Скажите в этом трудовом лагере какой был режим дня? Во сколько вставали?

Утром рано вставали, мы уже покушали в восемь часов, уже поели и пошли на работу.

Когда возвращались?

Поздно вечером.

А обед как?

Обед там был, там кормили. Там варили, там кормили. Кто заработал обед, тому давали, кто не заработал, тому не давали.

Возвращались вы поздно? Это за шесть часов было?

Да, пока домой придем, все уже темно.

А часы были?

Какое (смеется).

(третье лицо) Детки как попало. У кого были детки.

То есть там никакой структуры, детских яслей всего такого не было?

(третье лицо) Боже мой, о чем вы говорите?

Там, когда нас привезли с Мысей. Тогда уже и садик был и это.

Скажите система наказаний какая была? Вот человек не работал, его еды лишали. А еще какие-нибудь наказания существовали, которых боялись люди?

Я не знаю. Не помню.

Каких-нибудь карцеров не устраивали?

Ну, посадили, которого «неразборчиво».

(третье лицо) Она хорошо работала.

Я хорошо работала, я не обижаюсь. Я пайку всегда получала.

Были какие-нибудь организованы побеги? Кто-нибудь пытался убежать из лагеря?

Да, там бежали некоторые. Все равно поймали.

Сами не пробовали бежать?

Нет, зачем.

Что представляла из себя администрация этого лагеря. Комендант?

Ну, у него квартира была. Там же дом строили, там люди жили: бригадир, мастера…

Помните кто именно был комендантом?

Ой. Я сейчас не помню никого. Меняли их…

Можете кого-нибудь сказать по фамилиям: бригадиров, мастеров, кто над вашей бригадой работал?

Ну, Вещенов был.

А он кем был?

Он был начальником смены, ходил по лесу, проверял как работа идет.

Еще кого-нибудь назовете?

Никого не помню.

А их отношение какое к вам было?

Меня не ругали. Я хорошо работала.

А из кого и как была организована охрана? Это русские были?

Русские, да. Они как в армии были.

То есть просто срочники-призывники?

Ну нас они не контролировали, у нас ничего не было, а заключенных много. Они старались не…

Не зверствовали. У них помощники из числа заключенных были? Что-то типа старост.

Которые (неразборчиво) были, ходили к нам, встречались.

Скажите, наверное, все-таки много болело людей? Какие болезни были? Вот у вас, например спина болела.

(третье лицо) Ну это уже после лагеря, у нее уже сын был большой. Сын в армии был.

А туда все-таки обращались в фельдшерский пункт и там, наверное, было много народу, были ли у них какие-то своеобразные болезни?

Я не помню.

А вот между самими заключенными была взаимопомощь, поддержка?

Нет.

(третье лицо) Ну, как. Вот женщина с тобой рядом была, что вы не помогали? Не делились?

То есть все как-то по-разному жили, отдельными компаниями?

Ну, мы жили в общежитии, конечно, не все вместе, но свои там были, не родственники, но знакомые…

А какая-то круговая порука существовала?

Не знаю.

Рядом, вы сказали был лагерь заключенных, а вот во время войны, скажите каких-нибудь военнопленных… Они вот были рядом? Может кто-нибудь какие-нибудь слухи были… Что рядом военнопленные, может немцы те же военнопленными были рядом.

Там были власовцы, их так называли.

(третье лицо) Немцев не было. Власовцы, да.

А вот отношение у вас к власовцам какое было?

Какое. У некоторых замуж вышли за власовцев.

(третье лицо) Нормальное. Муж мой говорил, что иногда их (неразборчиво) немцами, но это потом уже, потом.

Расскажите, пожалуйста, какие обстоятельства привели к освобождению уже. Как вы освободились от трудармейства?

Нас… в 1954 году.

(третье лицо) Ты когда поехала в Казахстан? В 1954? Ты когда за Сашей поехала?

А. Когда его нашла…

(третье лицо) В сорок восьмом ты Сашу нашла.

Смотрите. После смерти Сталина стало все полегче, грубо говоря.

(третье лицо) Нет. Она первый раз поехала в Казахстан искать своего братца младшего. Ты была беремена Артуром. Это был сорок восьмой год. Она узнала, что есть брат младший, что он нашелся. И ты поехала искать его в сорок восьмом году.

То есть тогда уже можно было выезжать из лагеря?

(третье лицо) Ну она выехала, документы спрятала сюда, выкрали документы, она там просидела в тюрьме. Муж все время говорил: «я в тюрьме был в утробе матери». Это был сорок восьмой год. А потом ты поехала уже в пятьдесят третьем году после смерти Сталина. Лидочке было три месяца.

То есть в этом году вас освободили?

(третье лицо) Да. Она поехала за братцем.

Состояние было уже оптимистичное уже? Все-таки освободили.

Да, конечно.

(третье лицо) Еще братца нашла.

Первый дни после освобождения вспомните? Может какие-то радостные события были особо.

Знаете, тогда у меня уже ребенок был и коз держали. Нас увезли сюда под комендатурой мы были. Еще не это…

То есть вы еще ходили отмечаться в эту комендатуру?

Да…

Вся эта охрана рядом с вами уже исчезла? Вы уже были сами по себе?

Да-да-да. У нас вообще охраны…

(третье лицо) Паспорт тебе когда дали?

Паспорт… Я даже не помню.

(третье лицо) Ты уже съездила Сашу навестила, да? Я знаю, ты ездила первый раз без паспорта. Первый раз ты за справкой ездила это был сорок восьмой год.

А вот было ли у вас опасение, что снова могут начаться репрессии?

Ну знаете…

(третье лицо) Она очень долго боялась. Она нам вот это все рассказала только лет десять назад. Она очень долго боялась.

Других трудармейцев помните? Куда они были отосланы? Держите с ними связь?

Да.

(третье лицо) Сейчас скайп слава Богу есть. Она до сих пор общается с подружками.

Вот скажите, ваши политические убеждения какие сегодня? Это конечно может и глупый вопрос.

(третье лицо) Издеваетесь.

Да. Сейчас 91 год. (смеется).

Как вы оцениваете сегодня политическую ситуацию в стране? Не смотрите?

(третье лицо) Смотрит. Постоянно. Скажи так. Лишь бы не было хуже.

Я вот смотрю на Украину…

(третье лицо) И расстраивается.

Скажите после освобождения вы поехали на Данилов Луг, да?

Увезли нас. Мы еще под комендатурой были.

До какого времени вы были под комендатурой?

Тут уже недолго…

Какое это время было? 1950-е, 1960-е?

На Данилов Луг увезли в 1954 год.

А после… самое-самое полное освобождение наступило когда?

Тут уже… Свекровь жила на Котомыш. Я с сыном ходила, но все равно надо спросить.

(третье лицо) Ну это было 1954 год.

А вот скажите, в 1860-ых годах освободились уже от этого даже? Или еще было это еще.

В шестидесятом году уже жили свободно.

Свободно. Это самое главное. А что делали? Как работали?

(третье лицо) В детском саду поваром.

Да я сперва работала в лесу еще. Лес еще валила.

(третье лицо) Потом поженилась уже и потом работала поваром. Это было сорок лет назад.

С этой профессией на пенсию уже и ушли?

(третье лицо) Да и к нам приехали жить.