06.12.2024

Справка

Интервью взято в городе Верещагино Пермского края 1 мая 2012 года во время поисковой экспедиции «По рекам памяти».

Интервью записано Алексеем Ошонковым и Линарой Шаяхметовой (г. Пермь).

Архив Пермского «Мемориала». Ф.5. Оп.237. Д.1./http://story.pmem.ru/index.php?id=237

FSO 01-288/05-237

Ссылки на использование отдельных фрагментов или всего интервью, а также фотоматериалов обязательны с упоминанием правообладателя и архивного шифра.

Курсивом выделены пояснения и дополнения редактора.

Скажите, пожалуйста, как вас зовут и какого вы года рождения?

Меня? Я-то не репрессированная… У меня муж был.

Да, мы и хотим у вас спросить об этом. Скажите, как вас зовут и год рождения.

Меня зовут Нина Степановна Мейер.

Скажите, как вы познакомились со своим будущим мужем и откуда он?

Я родилась в Эстонии, я в 1926 году родилась. В то время она не советская была у нас. К Советскому Союзу её присоединили только в сороковом году. До войны один год жили под Советской властью. В 1941 году нас эвакуировали. Здесь в Верещагино… Нет, в Чусовом я работала здесь в сорок первом году на строительстве вторых путей, железнодорожных. Была же однопутка до войны. Строили значит от (неразборчиво) до Перми и на север до Чусового. И в Чусовом я встретила мужа своего.

Он был москвич. Война началась ему исполнилось 17 лет только. Он ходил в военкомат, хотел добровольцем пойти, а фамилия-то у него Мейер и родословная у него – немцы, он еще со времен Петра первого, когда заводил сюда немцев-мастеровых. Вот это идет все поколение. Он с тех пор… родители все там жили в Москве. Значит на фронт его не взяли, а когда немцы уже подошли к Москве где-то в октябре, он попал в народное ополчение. На последнем рубеже уже, на станции Крюково их роту разгромили и осталось у них 6 человек, когда их вернули на переформирование, то там остались русских двое, их было еще 8 человек живых… Русские двое перебежали к немцам и их осталось 6 человек. Два башкира, два татарина, немец и еще кто-то. Когда попали… ему прямо сказали, что вы предатели. Все русские, значит погибли, ну двое перебежали, они не поверили, конечно. Вы предатели, скрывались за спинами русских и остались живы. У них отобрали… У мужа отобрали комсомольский билет без собраний, без ничего.

И отправили их пешком из Москвы до Йошкар-Олы, целые стройотряды были такие, кто на фронт не попал или еще по каким-то причинам. Пешком направили их в сторону Перми. В Йошкар-Оле остановились только, а потом дальше шли до Перми. Это было два батальона, я уже сейчас не помню сколько там было человек, но их направили на стройку железнодорожную. Он был в Перми, а я в это время была еще в Верещагино, мы достраивали. Потом мы здесь закончили, пути уже сдали и нас отправили в Чусовой, там достраивали электродепо. И его туда же направили. Там познакомились.

Как вы познакомились?

Отмечали мы Октябрьские праздники. Собрание было большое, народу работало больше тысячи на том участке. Мы были в комсоставе, сделали типа банкета что ли, не знаю, банкетом это назвать трудно было, в то время войны и ни из еды, ни из питья ничего, но собрались вместе песенки попели, познакомились. Потом… Мы зарегистрировались…

Свадьбы у нас, конечно, никакой не было, об этом и говорить нечего. В ЗАГСе кружку кваса на двоих (смеется). Зарегистрировались и потом через месяц после нашей регистрации отправили на станцию Чепца пионерлагерь заведующей этого лагеря. А я оставалась там, почему-то наша администрация не признала этот… Ну как, она признала, что официально зарегистрированы мы, но мне внушали, что тебе не надо за него замуж выходить, что ты русская, а он немец, тебе будет очень плохо, надо оставаться тут в Чусовом. Но я все равно настояла и чуть не самовольно уехала туда к нему. У меня потом неприятности были всякие. Тут уже 1945 год был, война закончилась. Пионерский лагерь тоже сезон прошел, ребятам в школу надо было, а там оставался дом отдыха для железнодорожников, но он тоже скоро свое существование прекратил, и мы переехали сюда в Верещагино, потому что в Чусовом, в Чепце вообще никаких предприятий не было.

Приехали сюда и как раз строительство трикотажной фабрики началось. Из Энгельса, оттуда тоже всех этих немцев выслали сюда в Верещагино, и они строили эту трикотажную фабрику. В 1947 году ее сдали уже в эксплуатацию. Он остался там работать, сначала электриком, потом механиком, даже дошел до главного механика, но тут вмешалось опять КГБ, как так можно, что с немецкой национальностью будет руководить? Там у них был Кромер главный инженер фабрики, дальше начальник снабжения Ангард – был немец, плановик, начальник планового отдела Бергман, ну, там много еще было таких мастеров пониже рангом и их всех тоже поснимали с работы, заменили русскими, они все стали рядовыми, а потом, значит… Ну в общем, работали все эти немцы, которых переселили с республик немцев Поволжья, все они работали тут на командных более-менее значимых местах.

А потом опять волна пошла с КГБ, их всех туда призвали, они все ежемесячно должны были приходить отмечаться, что никуда не уехали. В паспортах поставили, где особые метки, где делают прописку, весь лист вот такой штамп поставили, что за выезд за пределы Верещагинского района – 25 лет каторги. Был случай, когда в Кукетах, там тоже было очень много немцев, они там организовали совхоз свой и был такой случай, у кого-то из них, они все хозяйственные такие, завели корову и корова потерялась из стада, бывает такое. Пошли ее искать и нашли ее в Карагайском районе, соседний район, границы же там нет между районами. Ну вот, кто-то шепнул, КГБшники пришли и посадили человека.

На работе, конечно, с командных должностей всех сняли и их уже не допускали, даже к каким-то более-менее, где можно было поприличнее заработать, даже до таких мест не допускали. Самая минимальная оплата труда была, они были невыездные все, никуда не могли… и детей никуда не принимали в ВУЗЫ, вот и все мои дети остались только со средним образованием.

То есть какое-то было предубеждение?

Да. Муж ходил ежемесячно в местное КГБ расписывался, что он никуда не уехал. У меня младшая дочь спортом занималась, так всегда, как когда съезд какой-то, ехать на соревнования, как только фамилию… а она классные места занимала – первое, второе, третье. Фамилию как вызывали только, меня как будто бичом сейчас ударят, все боялась своей фамилии. В школе тоже всегда преследовали, фашистами называли, немцами. А в чем виноваты дети-то?

А до какого времени продолжалось это?

Ну, это было довольно-таки долго. Он у меня ушел в 1983 году на пенсию, а до этого любой мог рабочий, алкашей-то много было всяких, любой мог прийти на собрание и сказать: «А, что он там. Что ему разве можно доверять? Он же немец, он же фашист, он же предатель».

И вам тоже говорили?

Ну, мне тоже говорили, но фамилию-то носила, не все же знали кто я. Меня ведь тоже считали немкой. Моральных таких унижений было очень много.

А вы были в партии?

Да, была.

А вам никто не говорил, что вы вот в партии не соответствовали?

Все было, все пережито.

Скажите, личный вопрос, конечно, но мы у всех спрашиваем. Как вы относитесь к Сталину?

Видите, тут двояко. Я-то лично от него не страдала, а за мужа, конечно, было обидно, потому что без всякого суда, без следствия. Хороший пример был в фильме «Место встречи изменить нельзя» Левченко, помните такой был? Он тоже попадал в штрафбат. Такие тоже случаи у нас были. В штрафбат попадал такой же как он говорил: «КГБшник – рожа красная хоть прикуривай». Такой же его принимал, посылал, говорил: «по тебе видно сразу, что фриц». У него внешность-то была. Так что вот.

А помните имя человека, который отсылал?

Это было в Москве, а я в Москве-то не была. Я уже здесь работала на железной дороге.

Извините, пожалуйста, Андрей?

Андрей Эдуардович Мейер.

А Андрей Эдуардович рассказывал, как ему приходилось претерпевать всякие лишения воды, может быть, еды, когда он шел сюда?

Были, конечно, всякие вещи, но его почему-то сами стройбатовцы избрали командиром, ну он молодой, значит, там всякие были… и калеки и безногие, кого на фронт не брали? Таких же не брали, а ему 21 год был в то время, его избрали командиром и у него большие способности организаторские были. Он как командир заботился о людях, квартиры обеспечивал, еду и все такое. Сами стройбатовцы ничего не творили, а тут, когда приехали, то уже, конечно. Его избрали председателем профсоюзной организации. 700 человек было в этой организации, его избрали. Благодарности получал все.

В конце концов работу признали на первом собрании отличной, дальше пускай он будет, заботу-то проявлял все время, перед начальниками рабочих мало ли если, что не так делали, на какие-то работы тяжелые посылали, где человек не мог работать… ну как настоящая профсоюзный организатор он вес время заступался на работе. Как сейчас этот албанец (?), что не делает – всё хорошо ему, все начальники его действия оценивают.

Андрей Эдуардович как относился к партии, организации? Многие были просто были выгнаны со своих мест.

На него дочь моя младшая в 1991 году ездила, когда постановление уже вышло, репрессированных стали ставить на получение квартиры, жилища. Ездила в Пермь в КГБ узнать, здесь-то уже все дела передали в Пермь. Спрашивала, что такое, на каком основании его в такой разряд зачислили? Они достают папку «дело» и там одна единственная бумажка. Там донос. Ей, конечно, не показали кто это написал. Дело было вот такое. Было одно заявление и его на этом основании преследовали все время. А потом как оказалось, когда он уехал в Москву с матерью повидаться, мать сказала, что это писала на него донос в КГБ родная тетка, сестра, родная сестра отца написала донос. Почему писала? У родителей осталась квартира и у нее были виды на эту квартиру.

Не помните, как звали?

Герда Ивановна, по мужу Павлова вроде бы.

Даже такое было?

Да. Родная тетка, родная сестра отца. А отец в тридцать седьмом году был художником. В 1937 году его стали тоже преследовать. Дали ему задание написать портрет Сталина. Любой художник его по-своему, а ему сказали, что он должен так-то, так-то стоять и вот любой художник рисовал его по-своему. Тут нашлись оценщики, которые признали, что это вредительство и выслали его в Тулу и он там покончил с собой, чтобы не попасть в лагерь.

Немецкие семьи, насколько я знаю, составляют такой костяк. Здесь тоже был костяк в Верещагино среди немцев?

Да. Ну, видите, они его не очень признавали, потому что он сам по себе из Москвы, эти все были из немцев Поволжья, все чуть ли не родственниками уже были и все вместе сюда приехали, у них даже была своя профсоюзная организация. Мой Андрей Эдуардович был белой вороной. Его не признавали… Свой среди чужих и чужой среди своих, такое у него было положение. На работе его ценили, но как дойдет дело до райкома, то сразу отсекают.

У него был паспорт до того, как его депортировали сюда?

У него паспорт был, штамп в паспорте во всю страницу, за выезд за пределы Верещагинского района 25 лет каторги, вот и все. Сидеть он не сидел, но вот с таким паспортом придешь прописываться допустим… Паспорт-то везде нужен, его открываешь и как на тебя будут смотреть? 25 лет каторги кому это сказать? Никто же не верил.

Скажите, пожалуйста, вы ведь любили друг друга?

Конечно.

И вот это чувство помогло перейти вам.

Одному-то ему было бы очень тяжело, переселили… Он если бы с ними был, а то действительно как белая ворона. Семья много его спасала.

Вы тоже много его спасали, наверное, вы были в коморганизации. А там вам кто-нибудь говорил в лицо, что если бы мужа вашего не было бы, то вы бы были выше?

Все может быть, потому что по своей способности-то я чувствовала, что могу занимать должность выше, видимо это и обсуждалось в администрации, но все согласовывалось с райкомом, а там сразу препятствие, клапан закрывают, кислород.

Здесь в Верещагино находились спецпосёлки. А ваш муж жил в спецпоселке или вместе жили в семье.

Он хоть и работал на фабрике, но жили по частным квартирам все время, им администрация фабрики этим немцам Поволжья… Им выделили материалы строительные, а они все очень хозяйственные, они все построили себе тут дома, заимели квартиры и жили уже… Андрей Эдуардович он хоть сначала и был главным механиком, но ему не выделяли ничего, потому что он не принадлежал к этой когорте. Мы жили по частным квартирам.

У вас семья уже была в частной квартире?

Да.

А как жили? Получается немцы в одном месте, остальные в другом?

У них трикотажный городок, трикотажная фабрика-то. Энгельса, туда дальше. Коттеджи были деревянные двухквартирные сначала, дома-то уже все, строили, когда после семидесятых-восьмидесятых.

Был такой спецгородок, спецпоселение. А там нормальные условия были, лучше, чем у людей, которые жили в простых домах?

Не знаю, как-то так не очень преследовали… От администрации фабрики тоже зависело. Петренко был такой, он очень долго время был, условия такие, неплохие. Заимели квартиры, дома были деревянные правда не очень большие, строили они их сами, жили там, конечно, таких благоустройств там не было, воду носить надо было из колодца, отопление было печное, дома еще по Энгельса стоят, посмотреть если.

Может быть кто-то из других завидовал вам, что вы живете в таких домах?

Нам-то не завидовали, мы, потому что снимали частные квартиры, а тем завидовали, да. Местные даже завидовали, у очень многих не было своего жилья, намного позднее стали строить.

И доносы делали?

Было, да.

А по каким поводам?

Да находили всякое. Скажешь что-нибудь совсем без всякого повода не хочешь оскорбить там про какого-нибудь начальника, есть там у него какая-нибудь отрицательная черта и выскажешь и тут уже, ой, сразу все перевернут, обрастёт какими-то подробностями. Вызовут, спросят, так-то так, по какому праву под начальника копаешь?

Вам всякие обыски устраивали?

Нет, обысков не устраивали, но моральное давление на любом собрание, что немец – фашист.

Вам высказывали все?

Высказывали. Дети даже в одном доме жили, когда переехали уже туда на той стороне ПМК, там были дома жбковские, три дома двенадцатиквартирных. В нашем доме жила семья Сваловых, алкоголики, пьяницы из пьяниц, с самого раннего детства все дети уже пили и потом уже девчонки выросли, родили и все такие вот алкаши. Они в школе уже наших-то детей: «А, твой дед фашист!» А что скажешь? Ничего не скажешь ведь. Педагоги никогда ведь не вмешивались в это дело. На работе начальник мог сказать, мало ли что может быть, с вами такое же может случиться.

Андрей Эдуардович, что подарил вам, когда вы познакомились?

Ой, подарил. Это сейчас можно говорить о подарках. Мы расписались и выпили из поллитровой банки спиртовый квас. Это все было наше шампанское, все угощение, все наши подарки. В магазинах-то ничего этого не было, все давали по талонам. Дадут тебе талончик на обувь, мне допустим нужен 35 размер, мужу 42, а там ни тому ни другому не подходит. Мы когда сюда приехали, на квартире жили, хозяйка хотела показать, как они хорошо живут: открывает сундук, показывает, у Вити есть ботинки, это сын, у Вити есть ботинки 42 размера, представляете. В магазинах не было абсолютно ничего, все по талонам, какие дадут такие и носишь.

Двенадцатилетний он даже не дорос до этих ботинок, его поездом зарезало… мальчишки катались на эти… хоперы цементовозы, туда вниз вот сел, до черты доехали и как вот бывает дергают составы, бросило его, он попал под колесо, ногу ему обрезало в 12 лет. Вот тебе и ботинки 42 размера.

В Верещагино были поселки более-менее закрытого типа? Где коменданты ходили с табельным оружием? Были спец поселения?

Не знаю. Говорят, что в Кукетах было такое, там были немцы, которые занимались сельским хозяйством, разводили скот, сеяли зерновые, там корову… которую нашли в Карагайском районе. К нам во всяком случае домой не приходили, ну мне муж много-то не рассказывал, что там ему в КГБ говорили, что не говорили. Он умер даже не знал, что его реабилитировали в 94 году.

Ваш муж был из Москвы, а был еще кто-то с похожей судьбой?

Нет. Среди моих знакомых никого не было.

(дочь) А, мам. Гейгеры, Миллеры, Бергманы?

Они же все из немцев Поволжья.

Они здесь где-то живут?

Да. Дочь у Гейгеров, мы жили у них на квартире. Они сейчас уехали туда на родину, муж был главный бухгалтер на фабрике, он умер, а жена до сих пор со мной вместе работала в артели, ей 94 года что ли. Она еще жива. Старшая дочь живет в поселке трикотажном здесь.

Ваш муж рассказывал вам, как проходил его путь пешком?

Тяжело, конечно, было. В деревнях просили остановиться. До Йошкар-Олы идти из Москвы? Не. Не близкое место зимой. По-всякому приходилось. Как он рассказывал, оружие ему не давали, раз в армии не служил, ему купили пугач, где-то в деревне их не пускали, выгоняли из деревни, нам самим, мол, есть нечего, а он пугает (смеется). Не пустите если. Ну вот пустили.

После таких эксцессов, которые случались с ним, наверное, приходили разные люди с партии, которые угрожали ему из-за этого?

Было. Все было. Мне, конечно, многое не рассказывал, чтобы не расстраивать. Обидно только, что он не знал, что его реабилитировали, он очень переживал из-за этого.

Скажите, вы когда ходили с ним гулять, где вы любили проводить время? На публике где-то или…

Тогда не было никаких мероприятий публичных-то, октябрьские, майские праздники, Новый год тогда не встречали. Какие-то может быть у предприятия праздники если были, а так ходить-то некуда было. Железнодорожный сад был еще, каждую субботу и воскресенье гуляния бывали. Сейчас там загон уже, а не сад. Ира у меня работала на фабрике, у них очень большой хор был, выступали каждый раз в саду, гигантские шары были, качели были, лодки были… на пруду каждое воскресенье утопленников находили. Вот туда ходили, больше просто ходить некуда было.

А не было такого, что показывали пальцем прямо, когда вы ходили?

Да нет. Знакомые, конечно, подвыпьют дак и всякое бывало.

Сегодня вот была такая ситуация, что один мужчина… просто на просто. Бабушка была, у нее один мужчина один…

Своим трудом наживали… Нам вот их представляли как врагов народа, а вот сейчас посмотришь поближе, с реабилитированными познакомилась, все ведь своим трудом-то было нажито. Тоже вот пришли, всех разорили, всех разогнали, дети там малые или не дети, старики или старухи, посадили на воз, телегу и поезжайте куда-нибудь на север. А на юг нельзя было послать? Работали-то ведь они все хорошо, кормили всю страну. Ну что, потом колхозы эти сделали, толку-то?

А вы знаете какую-нибудь кулацкую семью?

Нет. Я не могу сказать про это ничего, потому что я в России-то не родилась, в Советском Союзе, я заграницей родилась, поэтому уже 15 лет было с момента войны, я историю толком не знаю, потому что училась я там, тут учиться не пришлось, тут на работу уже поступила и семья уже, семьей обзавелась.

Скажите какая у вас девичья фамилия?

Лапина.

Это просто важно, потому что можно потом найти не то, чтобы родственников, а вообще…

Конечно. Ну, у меня и у мужа в военные годы было все и морально очень тяжело и материально было очень тяжело. Воспоминания о военных годах все-таки самые хорошие, чистые. Людские отношения были очень чистые. Работали, работали, работали. И никогда не возникало ни у кого: «Ай, буду я. Это вам надо так вы и идите». Дети не дети – все шли. Детей оставляли с такого возраста, и они вообще не знали ни игр не знали… идет вот в шесть часов утра, хлеб привозили в шесть часов утра. Холодина.

Здесь все военные годы были под пятьдесят градусов мороз, мы жили там на Пушкинской в той стороне, вагоны составляют составы, аж там слышно, как скрипят эти колеса. Вот такой мороз был. Идут все одеть нечего, идут все надо в очередь вставать и еще когда его привезут? Хлеб вот такую паечку получишь на всех, и никто не жаловался плохо ли, хорошо ли.

А Андрей Эдуардович получал меньше хлеба?

Да, нет. Он был в категории рабочих. Рабочие – 600 грамм, служащие – 500, иждивенцы – 400, детские – 200. Вот такие вот нормы были. А че 200 грамм хлеба? Пекли его, конечно, не из чистой муки, само собой всякие примеси делали. Он сырой, его хоть сколько там пеки. Такой кусочек отрежут от буханочки и на весь день. Местные, у них все-таки огороды были, всю картошку там садили, держали скот какой-то, курочек, а мы эвакуированные, у нас что, с квартиры на квартиру, хозяйка половину комнаты сдает и живи…

Во время войны откуда вы доставали одежду?

Мы приехали, у нас с собой зимняя одежда была, хоть нам и сказали, что через четыре недели война закончится и все домой приедете, даже ничего не берите с собой. Такие все были, уверенные в скорой победе. Мы все-таки… зимняя одежда была у нас, правда обуви не было.

Такой случай еще был. У меня сестра младше меня на полтора года, я уже работала, а она еще училась, в первой школе училась. Осенью перед учебным годом линейкой выстраивались перед школой, а у нее вообще никакой обуви не было, вообще никакой, босиком стоит. Сентябрь месяц, она стоит босиком. В школе выдали две или три пары обуви, ботинки какие-то по размеру, не по размеру не знаю. Учительница такая: «Кому выдадим?» В это время приходит распоряжение из райкома: двух учеников из этой школы, из этого класса послать в железнодорожное училище, кадров надо было. Она босиком значит. Учительница вроде хотела ей дать эти ботинки: «а раз ты уходишь, то и не надо». Так босиком и ушла. В магазинах вообще ничего (не было), совершенно пустой. Утром привезут хлеб, его продадут за полчаса и все, опять закрывают.

Насколько я знаю вы тогда умели очень хорошо шить?

Умела когда-то. Сейчас не шью, я и не вижу…

А вы, наверное, шили всей семье?

Да. Семью обшивала всю. Тогда в магазинах не было ничего.

У вас осталось что-нибудь с тех годов 40-50х?

Да, нет уже. В семидесятые еще даже годы Ира училась у меня в школе шить, сама уже себя обшивала. Я младшую обшивала. Когда маленькие были, то на всех шила, когда сама стала шить…

(дочь) Помнишь, мама, розочки мне рисовала?

Да. Абажуры сама делала, каркас. Муж делал из проволоки каркас, а я нашла комбинацию какую-то, не знаю, старую шелковую, разрисовала её розочками, бахрому тоже, не знаю откуда я ее взяла, типа такого. Все. Тоже завидовали нам.

Кто-нибудь заказывал у вас продукцию?

Нет. У меня семья была семь человек, когда тут было шить? Нет. Потом в то время не было никаких журналов мод. Надо было выкройку составить, придумать. Никакого понятия об этом не было. Все с опытом с годами уже приходило. Это когда уже появились журналы моды, крюки и все что хочешь. А тут никаких пособий, совершенно никаких пособий нету. Надо, какую-то ткань там достанешь, не знаю через кого… Фабрику-то, когда пустили, там у них начес такой на ткани, на трикотаже, тут такое теплое и из этих лоскутов работники фабрики выписывали кто побольше, кто поменьше. Из всяких лоскутков шила, ребятам всем, себе тоже. Где-то даже фотография есть еще.

А что муж вообще говорил о райкоме, который не дает ему ходить?

Ну, что. Этого не афишировал. Если дома выпьет сколько-то, то может сказать, а так не высказывался по этому поводу. Потому что знал, что у стен уши есть, обязательно кто-нибудь донесет.

Вам говорил об этом?

Говорил, конечно, но мы старались эту тему не задевать. Знали, что она очень опасная.

Когда-нибудь у вас были разговоры на эту тему? Никогда не было? Как ужасно все в партии и т.д.?

Нет. Ну, в партии тоже были всякие люди. Были умные люди. Были такие карьеристы.

Которые, как называется, лишь бы войти туда.

Да-да-да. Любое мероприятие, которое надо проводить, такой фундамент подведет этому, диву даешься, все высоким слогом, все по имя партии.

А муж тоже ходил проверялся каждый месяц. Он не рассказывал о тех людях, которые там работают?

Рассказывал, конечно, рассказывал. Даже про тех про КГБшников. Они закрытые такие были, на людях никогда не показывались. Начальник милиции был начальник паспортного стола. Вот уж чудо гороховое. Тогда меняли паспорта каждые пять лет. Что это была за система не знаю. Эти очереди – ой. С работы не отпускают, это надо вставать в 12 часов ночи, тебе завтра надо к восьми часам утра, встаешь в 12 часов ночи, занимаешь очередь. Деревянное здание было где сейчас милиция, там было деревянное здание двухэтажное. На втором этаже был Шифков – начальник паспортного стола. Никаких бумажек, никаких разъяснений, чтобы так-то и так-то надо заполнять. Идешь и давка такая. Идешь по лестнице, узкая лестница такая была. Дойдешь до окошка этого. Он посмотрел – что-то не так. Что? Выбросил все эти документы. Дак ты хоть объясни, что было не так, исправить-то что нужно? А если паспорт не получишь, значит тебе штраф за это. Такие вот были.

А это в каком было году примерно?

В 1964 году было еще. А так вот до 1964 года каждые пять лет. Не у всех ведь было, что сегодня тебе паспорт выдали и через пять лет все эти же самые придут. Так что очередь никогда не уменьшалась.

Вы сказали, что был еще немецкий профсоюз свой. А до какого времени он просуществовал?

Тоже никогда… После 1957 года стали разъезжаться.

В Германию?

В Германию-то мало кто уехал. Они жили в немцах Поволжья, они туда, конечно, уже не попали, там уже все русские заняли. Уехали многие в Казахстан. Эта же Зарима Ивановна, у которой мы жили на квартире, она уехала в Краснодарский край. В основном в Казахстане.

(дочь) Вот мы в Казахстан уезжали в 1970-м году с мужем, потому что квартиры здесь не было, в паспортном столе женщина работала, и она уехала туда. Пригласила нас туда, здесь, говорит, можно квартиру со временем заработать, там были села, совхозы просто немецкие поселения были.

Но какие они были образцовые. Урожаи все выращивали, несмотря ни на что. Каждый год урожаи у них были, зарплату им платили, техникум они свой там организовали, уже даже последние годы управление хозяйством было по телевиденью. В то время мы еще ничего не знали о телевидении. У них уже телевизионное управление было, где все туда пытались в этот совхоз попасть, а не всех принимали.

А здесь как примерно было?

Здесь не знаю. Совхозы, господи, наши совхозы. Помню на любую работу: хоть сев, хоть уборка, хоть картошка сгниет – перебирать надо. Столько материалов было затрачено на все эти хранилища. Все до того бесхозяйственно сделано было. Под самый потолок картошки нагрузят, соберут, как они уж там умудрялись её… Вся вот сгниет. К весне вся сгниет. Ни на еду, ни на корм скоту, ни посадить. Ничего не остается. Просто гниль. Потом эти же самые немецкие совхозы, вот у них все хорошо. Не знаю, как русских людей переучить. Вот я всегда обижалась немцы говорят: «Руси швайн (на нем.)», – русские свиньи, я очень обижалась, думала сами-то вы свиньи. А вот видимо все-таки…

Что для вас было в годах тридцатых, когда вы еще были девочкой?

Я не знаю, я жила до сорок первого года в Эстонии.

А когда в сорок первом году вы уже в Советском Союзе были, когда вы узнали, что такое враг народа? Такой маркер делали, что для вас это означало?

Это по фильмам было. Я первый раз услышала в военном фильме. А потом уже в 1944-45 году, когда я с мужем пошла, тогда уже… Познакомилась наяву уже с этим.

Как казалось вам тогда? Враг народа – это?

Мне это было как-то непонятно, молодая еще, 18 лет. Жила не здесь. Я с этим совершенно не была знакома, что это все было для меня ново. Поступила на работу, и начальник снабжения дает мне, я в бухгалтерии работала, дает мне задание, вот напиши письмо такое. В банк надо было написать, такие-то фонды. Я говорю, а что такое фонды? Он на меня как на дурочку посмотрел. Ты, что не знаешь, что такое фонды?! Я говорю, я первый раз слышу. Очень много… я не знала этой жизни, какие тут правила, какие что.

Когда вы приехали сюда это был для вас другой мир?

Конечно. Диковато казалось, что люди так живут. Такая беднота, такая беднота. Все так поражало, но потом военные годы всех сравняли, все стали бедными, и я уже смирилась тогда.

Слышали о таких врагах народа как Берия?

Да, конечно.

А где вы о них услышали?

Ну это же было на слуху, по радио уже везде, в газетах писали.

А в первый раз помните? Как вы к этому отнеслись?

Сейчас уже не помню. Тогда сколько… одно и то же дело то обвинят, то оправдают.

(дочь) Берия тогда был такой авторитет. Не думали, что он такие дела творит.

Для нас Ленин тоже был бог, а потом смотри…

(дочь) Почему заграницей в той же Америке, все эти президенты, которые все чтимые люди, никого там… не памятники, ничего не убирают, хранят как надо. А у нас, если что-то какой-то переворот прошел – значит все надо снести, разрушить, убрать.

Девиз такой до конца России будет существовать. Надо все разрушить до конца, а потом начинать снова. Почему так, ничего понять не могу.

Как говорится, Иван, не помнящий родства.

Можете нарисовать план примерный улицы?

(рисует и объясняет)