Справка

Интервью взято в посёлке Бор-Лёнва Добрянского района Пермского края 30 мая 2010 года в рамках российско-польского проекта «Война воспоминаний?»

Интервью брали: Мачей Вас (Польша) и Эллина Нуртдинова (Пермь).

Архив Пермского «Мемориала». Ф.5. Оп.670. Д.1.

FSO 01-288/05-662

Ссылки на использование отдельных фрагментов или всего интервью, а также фотоматериалов обязательны с упоминанием правообладателя и архивного шифра.

Курсивом выделены пояснения и дополнения редактора.

Родилась я в Алтайском крае 16 декабря 1924 года. 25 декабря умерла моя мама. Больше не могу детство вспоминать, слезы сразу.

Можете рассказать о семье?

Мама умерла, папа ещё три года один жил. Потом мачеха появилась. Конечно, несладкая юность была. Я была седьмая в семье, самая младшая. И дольше всех живу. Все уже умерли, всех похоронили.

Как жила семья, бедно?

В то время, когда колхозы организовались, очень трудно было, и голод был.

А по национальности вы кто?

Я – немка.

А вы говорите по-немецки?

Говорю (говорят по-немецки).

Коротко расскажите, о чем вы сейчас поговорили?

Мачей: О сестре, что она была в Москве и получила образование

Моя фамилия Хинц. А по-русски я по мужу, Сереброва.

А откуда Ваша семья? Из Германии?

Мои родители родились под Свердловском, Екатеринбургская губерния.

А как вы попали в Алтайский край?

Работу искали. Там строили, сперва на хуторе жили, потом деревню выстроили и в школу пошли. Алтайский край – это чистая степь. «Степь да степь кругом…» – помните песню? «Путь далек лежит, в той степи глухой замерзал ямщик». Это моя родина.

И как в Алтайском крае складывались отношения с советской властью?

Нормально мы жили.

Пионерия, комсомол?

Комсомол. Вступали все, кто хотел.

Вы тоже попали в комсомол?

Конечно, я не отставала от молодежи. Ну комсомол. Кто-то себе представил, что в бога нельзя верить, но это же неправда. Комсомол – это как сейчас бывают организации. И мы старались работать хорошо, показать пример молодым, кто младше нас, помогать старикам. В автобус или куда зайдешь, чтоб вежливым быть, уступать место, поздороваться. А сейчас – каждый сам по себе. Я как-то ездила, стою с сумками, мужчина говорит, девушка, уступите место бабушке, а она ответила: а у меня билет. Вот так.

Сколько вам тогда было лет?

Да лет десять тому назад.

Нет, когда в комсомоле были?

С 16 до 25-ти в комсомоле были. С 14-ти.

А семья религиозная была?

Ну как, в деревне церкви не было, молились дома, сами по себе.

Вы православная или католичка?

Лютеранка.

В семье обряды соблюдались?

В детстве дома учили молиться, когда кушать садишься – молись.

Как и когда вам сообщили, что вас депортируют и сколько вам было лет?

Да здесь уже в Перми, когда репрессированными мы стали. Вот это мой начальник.

В смысле – начальник?

Это организация депортированных. Я ей вчера позвонила, спрашиваю, что за мужчина мне звонил. И зачем даете мой телефон? Сейчас ведь такое время.

Вы были в Алтайском крае и оттуда вас депортировали сюда?

Оттуда нас через военкомат, мы как допризывники. Нас наголо раздели, комиссию проходили мы, что годные на военном заводе работать. 26 ноября 1942 года я уехала из Алтая, а здесь я начала работать 30 января 1943 года. Мы ехали, 600 девушек, мы целый месяц ехали сюда. Нас оформляли на работу по сколько-то человек в день. И мы почти месяц оформлялись на работу. На завод пришли, нас поставили у станка, там и работали. А я дома последнее время в Алтайском крае, 41-й год, мужчины ушли на фронт, мы остались одни. Я двухмесячные курсы комбайнеров проходила и весь урожай снимала. Комбайн «Сталинец» был у меня. А тут в Балатово Грин-Ирма есть такая, мы урожай снимали.

Вспомните, пожалуйста, ехали месяц 600 девушек. А как везли?

Ну не в один вагон. Тяжело было. Спать негде было, мы друг к дружке голову приклоним, и сидя спали.

Все доехали?

Все доехали.

Что было с собой, когда поехали?

Нас предупредили, что война будет три месяца, возьмите с собой одежду, сухарики насушите, покушать что на дороге. Кипяток нам носили в вагонах, когда и похлебку какую. Чтоб тарелка, чашку, ложку кружку – все было с собой.

Вот вы приехали, месяц устраивались на работу. Где вы жили все это время с начала приезда?

Тут уже приготовлены были землянки для нас. Четыре землянки, нас разделили. Тогда еще землянки были. Она была в земле, и крыши и окна туда смотрели, а крыша сверху. Потом мы барак строили, один барак стоял, когда мы приехали. Там владимирские жили, наладчики наши.

Вы приехали – январь, холод, Пермь. Как вы пережили это?

Мы ходили без платков и готовы были раздеваться. Нам казалось, что так тепло на Урале. У нас ведь там метели были, руку поставишь – и ее не видно. Морозы до 50 градусов. Так что мы на Урал приехали как на юг.

Но ведь здесь тоже холодно было.

Нам казалось, что тепло.

Первые впечатления, когда приехали. Страшно?

Нет. Первый раз на работу я пошла, меня посадили за стол, а на столе стоял маленький станочек фаску снимать. А дома-то я на комбайне работала. На второй день я пришла, говорю, куда меня сегодня? А мастер говорит: куда вчера, туда и сегодня. Я говорю: я не пойду, на такой станочек играть после комбайна. Это я не приехала. А он говорит: а куда бы вы желали? А там автоматы стояли, прутья железные таскать. Я говорю: вот на эти станки, хоть они и меньше комбайна, но все-таки. Он говорит: с удовольствием. И меня поставили, и я войну проработала на эти автоматы и после войны. Как в цех пришла один, его переименовали, а я никуда не уходила. У меня печать стояла: принят и уволен.

И вы работали, а как складывались взаимоотношения с местными?

Хорошо. Многие приехали, русского не знали. Они только на немецком (разговаривали), так я им помогала. Я в деревне смешанной жила, русский знала мало-мальски, но до сих пор ладом не владею. Мои правнуки меня поправляют: «Бабушка, не так нужно говорить».

А ваши правнуки говорят по-русски. А немецкий знают?

Никто не говорит по-немецки, не учила их. По-глупости не учила. Во время войны все хотели быть русскими.

А что значит, время такое было?

Ну, раз война была, с немцами воевали, так считали быть лучше русским.

И вы тоже хотели быть русской?

Я до сих пор не каюсь, что за русского вышла замуж. И детей родила, и правнукам по 18 лет. У меня хорошая семья. Так то мне кто-нибудь, что я упрекал, что я немка, не слышала такого. Наоборот. У меня 18 медалей, орден. Не обижена была ни на заводе, ни с кем. Со всеми дружно жили. За советами (ко мне) приходили, кто помоложе меня.

А на заводе знали, что вы немка?

Конечно, знали.

Проблем с этим не было?

Лично у меня нет. До сих пор ко мне другие дома ходят, и на лавочке сидим. Я работала станочником, потом автоматчиком, потом наладчиком, настраивала, но наладчиком мне казалось скучным. Все сидят работают, а я сижу смотрю. Говорю, лучше я к станку пойду, чтоб я занята была.

Если бы не война, вы бы не переехали?

Конечно, мы даже не знали, где у нас Урал, слышали в школе, что Урал где-то.

Не хотелось ехать?

Нет.

Выбора не было?

Куда? Нас тогда только мобилизовали на работы на военный завод, мы думали, что война кончится, что мы домой поедем. А потом война закончилась, нас не отпустили, работать некому. А потом замуж вышли, дети, все уже. Да у меня и ехать некуда было. Родителей не было. Отец умер, а мачеха – я от нее уехала.

А вот вы когда жили здесь, девушки, в землянках. Вас как-то охраняли?

У нас вахтер стоял у дверей, выходили строем на завод работать и строем домой ходили.

А у кого-нибудь из ваших знакомых, с которыми вы работали, возникали проблемы с заводом, местной властью?

Не могу сказать. Конечно, голодно и холодно было. Даже девушки, но не наши немки, а русские, умирали от голода у батареи. Но про наших, с кем я работала, все живы-здоровы, многие еще здесь. Даже та, которая нас строем водила, здесь, на Загарье, живет. Сазонтова Фрида. Я вчера ей звонила. Спрашиваю: к тебе не обещали прийти? Она говорит: нет.

Она из Перми?

Вместе из Алтая приехали, она нас строем водила, провожала, чтоб работали.

Было какое-то медицинское обслуживание?

Больницы. Если на работе заболел, в медчасть идешь, там температуру смеряют, потом домой идешь или в поликлиники, или врача на дом вызовешь.

Смертность была высокая?

Нормально, не часто умирали.

Вы приехали, вы лютеранка, как у вас религия сохранилась?

Лютеран? Я сама не знаю, что это за слово. Это придумали, что это лютеранская церковь, а мы в аккурат ходили, искали, где верующие, где церкви, а там рядом и католики. Нам показали, вот церковь новая открывается, мы туда и пошли. Ее назвали лютеранская, вот нас прозвали лютеранами.

Вот время пребывания здесь вы тоже ходили в церковь?

Я ходила, сколько лет ходила.

А в 1943-м, 1944-м?

Мы не ходили в это время, я на заводе работала, а церквей не было.

А вы молились?

Что я из дома знала, чему родители учили, так и молилась.

В землянке?

Да, в землянке. Мы считали, что нам проще, когда в бога веришь.

А другие?

Тоже, все, кто лютеране, кто к католикам, кто в православную.

А если вахтер пришел, он спрашивал, что вы здесь делаете?

Вахтер? Уже не было вахтеров, когда мы в церкви пошли. Это после войны. Во время войны мы работали по 12 часов, приходим домой, умоемся, покушаем, да спать. Ложимся. В воскресенье – выходные. 18-часовая пересменка. А там комсомольцами мы ходили в это время, через Ераничи, на подшефный колхоз, помогали картошку копать. Далеко. Пешком ходили. Сейчас везде автобусы, а в то время только трамвай один ходил. В кино или куда – идем пешком.

Это во время войны?

Во время войны не было свободного времени. Работали да спали.

Ну вам и нельзя было?

Не было времени, сил, желания. Отработаешь, устал, надо ложиться, спал.

Нормы были тяжелые?

Кому как. Я забыла свои нормы.

Справлялись?

Я на автоматах работала. Надо было принести прутья железа, вставить в станок, первые детали проверяла – годные, значит другой станок обслуживали, мы с наладчиком. Борис Малышев – был у меня наладчик, мы вдвоем имели шесть автоматов. Мы их обслуживали. И детали считать, сколько там сделали, там… девчонки привозят, они считали это у нас.

Вы с отцом переписку поддерживали, когда приехали?

Его уже не было в живых. Он умер, когда мне было 10 лет, а мама, когда мне и годика не было. Никого не осталось.

А сестры?

Ну там были пять сестер и два брата, но осталась я одна. А тогда мы с сестрой вдвоем приехали сюда. Она учительницей была немецкого языка, а демобилизовали нас на работы вместе. Мы вместе и жили тут.

А братьям писали?

Переписывались, пока живые были.

И в войну?

Два брата у меня сейчас родные, от матери от второй – в Германии. Мы созваниваемся, переписываться не стали. Лучше позвонить и поговорить.

Они после войны уехали в Германию?

Конечно. В 1994-м я ездила к ним в гости, они как раз года три там жили. Они приехали, устроились на работу. Сделали мне вызов. Я месяца три у них пожила, потом приехала к своим ребятам, сказала: «Нам в Германии делать нечего, наша родина – Россия. Даже не вспоминайте. В гости можете ехать, но жить я не хочу там».

А как вы познакомились со своим мужем?

Вместе работали.

Он был вас старше?

На год моложе.

А вам сколько было, когда вы познакомились?

В 24 года я вышла замуж. А ему было 23. Он работал наладчиком. Он был из Ильинского района, село Рождественское.

А почему он не в армии был?

Он уже вернулся из армии. Мы долго не встречались, быстро в загс, пошли и поженились.

А жить куда? Вы до сих пор жили в землянке?

Мы уже в 1950-х в бараке жили. Землянки постепенно убрали. Тут где поликлиники – барак стоял.

А во время войны жили в землянках?

Да, только после войны построили бараки.

Вы стали вместе жить в бараке?

Да. Сначала жили 4 семьи в одной комнате, потом, у кого дети родятся, кто в Алтай уедет – комната освободится, нас расселяют. И так по отдельности получились потом. Потом комнату получила в трехэтажном доме на Загарье, потом квартиру отдельную.

Тяжело было жить в бараке с четырьмя семьями?

Я бы не сказала. Весело было. Дружно жили. Полы мыли по очереди. Я не могу жаловаться.

У вас родился первый ребенок.

У меня единственная дочь. Родилась в 1949 году.

С дочерью уже по-немецки не говорили?

Нет, раз жили с русскими, то и говорили по-русски. А дочь у меня умерла рано, ей было всего 55 лет. 24 февраля день рожденья был, а 27 марта умерла. Но она оставила трое детей, от них и внуки пошли и правнуки. Два правнука и две правнучки.

Дочь никогда не просила вас вернуться в Алтай или в Германию?

Нет, она тут родилась. Ездили мы часто в гости, каждый год. Или в Среднюю Азию, у меня там сестра жила, или в Алтайский край. Я всегда ребятишек с собой брала. Даже бывало трое детей за руки, «давайте, ребята, поедем куда-нибудь». Куда: в Алтай или в Киргизию? Едем на станцию. Мы даже никогда не просили, что нас на станцию кто-то проводил, мы сами. Соберемся, котомки в руки, билет купим, да поехали. Зарабатывала я нормально, заработок зависел от себя, как работаешь, так и получаешь. Гостинцы возила, и подарки оттуда привозила.

А в войну голодали?

Конечно, еды не хватало. А брать-то где?

А сколько была норма?

650 грамм хлеба. Кто на котельне работали – килограмм, а кто простые работники – 650 грамм.

Но ведь вы много работали?

Это талоны нам уже после войны дополнительные давали. Выше нормы выполняешь. В войну талоны давали редко.

Что вы еще ели?

Хлеб, чуть больше полбуханки, суп да второе. Худенькие были, тяжело работать. Но нельзя сказать, что совсем голодные были.

Люди болели часто?

Нет, редко болели. Это сейчас под старость.

А вообще в землянке?

Все здоровые девчата были.

Пермь была закрытым городом, у вас была информация о том, что происходит в стране?

А мы все знали. Мы оформились на работу. (Нам) рассказали, что мы будем делать. И мы расписались, что никому болтать не будем. Это секретный завод. И встречали нас, на работу идешь, кто-нибудь поздоровается, выпытывает. Не знаю, просто работаю. А после войны все знали. У нас завод не велосипедный был, а такой 260. Номерной. Завод просто 260. Производили снаряды, военную продукцию.

А были случаи, что кто-то пытался выпытать, чем вы занимались?

Были, но это нас просто проверяли. Он патефонный назывался, а потом велосипедный. После патефонов – велосипеды. А потом стал «Велтой». «Велта» – это бывший завод 260.

Были ли рядом с вами люди, которые предлагали уехать, противодействовать такой жизни, сбежать?

Нет, у нас все честные были. Работали, трудились, а после войны – замуж выходили. А потом на родину уезжали, в Алтай.

А когда вам разрешили уехать?

В 1947-м. После войны. Во время войны даже в отпуск мы не ездили. Некому работать было. Я все удивлялась, тогда даже за свой счет пишешь заявление, чтоб отпустили на неделю или две. Нет, некому работать. А сейчас не работают. А тогда всегда работа была. Когда даже перестраивали с боеприпасов на велосипеды, нас пересылали на другие заводы. На кирпичном заводе я работала, на (улице) Белинского серый дом стоит. Мы его своими руками сделали, кирпич, цемент носили. Стройка завода была. Но домой никого не отпустили. Чтоб домой или без работы сидели – что вы!

А если, кто не пришел на работу, судили?

Строго судили. Сперва лишают тебя премиальной, если после этого еще прогуляешь – тюремное заключение.

Вы так говорите, значит, знаете такие случаи?

Знаю, конечно. Такое было, но немного. Мы же боялись. Если одного судили, значит, другие боятся.

А случаев круговой поруки не было?

Не помню такого.

А почему человек мог не прийти на работу?

Сначала узнавали, по какой причине не пришел. Болел, или дома не в порядке. Просто так ты не вышел и без того, что знали, почему ты не вышел, никто не делал.

Какие у вас были отношения с руководством завода?

Нормальные. Не строгое руководство. Директор завода даже мне знакомый был. Еще никто телефоны не имел, а номер освободился, я ему сказала, он сказал прийти ставить мне телефон. Умер он уже.

А в бараках был какой-то начальник, к кому ходили по проблемам?

Старосты были. Отношения были хорошие, до сих пор созваниваемся.

Закончилась война…

Нам объявили, что война закончилась, мы ночь не спали, ждали у приемника, ждали. В тот день всем дали бесплатные талоны на обед и 100 грамм чистого спирта. Мы девчонки в бараках чайник брали, берем обед, чайник спирта. Напились все. Следующий день выходной. А потом опять на работу. Я 9 мая на всю жизнь запомнила.

У вас есть разные медали, ордена. А с другой стороны вы – репрессированная.

За то, что нас из Алтая сюда привезли и строем водили здесь. Мы же коренные алтайцы были, а нас сюда привезли. За это нас репрессированными сделали. После войны. А во время войны нас строем водили. А после войны признали репрессированными.

У вас есть удостоверение, что вы жертва репрессий?

(Елена Андреевна показывает ордена, медали и удостоверения)

Вы были изобретателем-рационализатором?

На токарном станке работала. У нас три смены было. Я работала и еще двое. И больше всех я всегда деталей делала. Резцы надо было менять. Когда обработка первая. А я подумала: чего я буду переставлять себе этот резец? Я пошла и на наждаке выточила резец себе. И у меня получилось. Первая обработка, и вторая – чистота. Я работаю, кончу смену и в карман свой резец, и поставлю тот, что положено. Однажды мастер подошел, смотрит, «ну-ка, как ты работаешь». Сразу такая чистота, я захохотала. Говорю: «я себе выточила». Я показала. И меня как рационализатора оформили и денежки дали за изобретение. И ребятам дали резцы.

А в каком году открыли Пермь?

Не помню.

С мужем вы познакомились, вам было 24 года. Как он ухаживал за вами, когда был закрытый город?

Уже открытый был. Ходили в «художку», а в театры не ходили.

А когда появилась возможность уехать, кто стал уезжать?

Кто желал, тот и уезжал. А у меня родителей не было уже, а тут я уже привыкла. И желания ехать не было.

А муж был бы против, если бы вы поехали на родину?

У него тут все родственники. Но если бы я поехала, он бы поехал. Но мы договорились, что нечего делать там. Дома нет, квартиры нет. А здесь комната, потом квартиру дали. Зачем ехать? А работать везде надо.

А с теми, кто уехал, вы поддерживали отношения?

До сих пор поддерживаем. Они уже в Германии.

Вы никогда не жалели, что вас заставили переехать?

Не жалела, никогда. Дома тяжело работала. На комбайне, думаете, легко? Тут тоже легко не было, но я не одна была. Я работать любила. И в колхозе, и тут. Когда на пенсию вышла, мне год или два не хватило до стажа, который нужен был. Я съездила в Алтай, привезла справку. А после этого еще сколько работала. У меня общий стаж – 50 с лишним лет.

Вы когда работали, вы – немка, с вами были еще немцы, а были люди других национальностей?

Были и татары, русские, немцы. Все дружно жили.

А было ощущение, что какую-то национальность больше возят в Пермь, кому-то больше досталось?

Мне никогда так не казалось. Разницы между нами не было. Все вместе тут работали. Всех одинаково привезли, водили с провожатым, но он был только до конца войны. А война кончилась, все, она с нами шла и у станка стояла.

Как вас признали жертвой политических репрессий?

Это все в собесе делали. Завод давал сведения в собес и они сами. Сперва списки дали, а я говорю, я малограмотная. Говорят, найди человека, вот я ей, которая тут сидела, и передала.

А в общественные организации не было желания прийти и вместе вспомнить, как переживали это переселение?

Нет, я не ходила, но здоровья нет. Сейчас просто сидим с соседями, когда тепло.

Среди соседей тоже есть переселенцы?

Поселок называется Владимирский. Приезжали из Владимира. Сюда их также привозили, с одного завода эвакуация была, завод перевезли сюда и основали здесь, так поселок и назвали. Здесь много из Владимира, но они уже ехали почти все.

Мужчин не было во время войны?

Мало, только наладчиками, мастерами. У станков стояли девушки. А здесь они просто помогали, мы старались с Малышевым вдвоем, чтоб нормы выполнять, чтоб хлеба добавили, чтоб талончик на ужин дали.

А поляков среди вас не было?

Может, и были. Не разбирались. Лишь бы человек был хороший. Было весело. Но и дисциплина была. Люди хоть чего-то боялись. А сейчас – убьют человека…

Но убить человека – это одно, а за опоздание – на полгода – это другое.

Зато он там деньги получал.

А кто контролировал опоздание?

В проходные стояли вахтеры, у нас пропуска были.

А вашу жизнь бытовую контролировал завод?

А зачем? Были у меня, печатали в газете обо мне, когда квартиру получили. Муж читал газеты, я сидела шила, дочка уроки учила, были в газетах такие фотографии.

Скажите, а были ли среди вас такие, кто, может быть, не во всем поддерживал советскую власть?

Не знаю. С такими разговорами ко мне никто не обратился. Не говорили об этом.

А вам все нравилось?

Мне вообще работать нравилось. И при советской власти, и при России. Я не против была. Любую работу, что задают, выполняла и старалась делать хорошо. И ни с кем не ссорилась и не ругалась. Около бараков у нас танцы были. Первое время, когда война кончилась, гармошки не было, но балалайка была. Мы танцевали, надрывались. А потом стали ребята приходить, из Ераничей, это Шанхай мы назвали. Со всех сторон подключились девушки из других бараков, у нас весело было. Смеялись, анекдоты рассказывали. Там мы не спрашивали, ты кто по национальности.

А вы врага народа видели?

Нет.

А что это значит – враг народа?

Таких разговоров у нас не было. И врагов народа не было.

А вы враги народа были?

А зачем? Нет. Военнопленные наши Дом офицеров строили, мы ездили специально посмотреть, как немцы выглядят, думали, что у них другие руки и ноги.

Так вы ж сама немка?

Я русская немка. Российская. Там сейчас и в Германии, я ездила в отпуск к ребятам, так это русаки там, их никто немцами не считает. Это русаки.

Пьют чай.

А муж в каком году умер?

В 1990-м.

С мужем когда познакомились, он вас к родственникам повез?

У моего мужа три сестры было. Я сперва познакомилась с сестрами, а потом с ним. Он в армии был, я с сестрами дружила. Он приехал, и мы тогда познакомились.

А родителей у него не было?

Свекровь умерла, тут похоронена. Свекор в деревне. Мы в деревню ездили к ним, на праздники. Тогда с продуктами тяжело было, покупали здесь муку, туда везли. Туда приеду, напеку, для своей семьи мы каждый выходные стряпали, а теперь сил нет.

А вы после войны, когда закончился самый большой голод, что-то готовили, когда жили в Алтае?

Сейчас готовлю на день рожденья ребятам. Называется по-немецки штрудель. (рассказывает рецепт). Это их любимое блюдо.

Вы сами готовите?

Сама. Меня в Алтайским крае мачеха научила, сестры тоже готовили это.

Там еще что-то учились готовить?

Когда приехала сюда девчонкой, я и думать забыла про них. А как своя семья появилась, я вспомнила про эти штрудели. И сварила – и всем понравилось. И пирог. По-русски: сладкий пирог с крошками (рассказывает рецепт)

Вы разные вещи изучали дома? На немецком говорили, песни пели?

Раньше деревни пели и по-немецки, и по-русски. И верхом на лошади ездили. Пойдем в колхоз, пристанем к сторожу: «дай прокатиться». У нас за деревней пруд был, мы там молодежью собирались, сделаем костер, танцуем там, в прятки играли. А потом пойдем на конюшню. Сторож говорит: «только езжайте так, чтобы не видели вас, а то мне попадет».

А до депортации вы где учились?

В Алтайском крае я кончила 5 классов. И больше у меня нет образования. Времени некогда было, война была. А после войны замуж вышла, некогда было, так и остались.

На кого хотелось учиться?

Мне нравилось у станка стоять.

Вы сказали, что у вас большая семья была. И вас отправили в Пермь. А что случилось с сестрами?

Сестры умерли, а братья – в Германии. Они тогда в деревне жили и там и работали.

Вас одну мобилизовали?

Мы вдвоем с сестрой жили, когда нас демобилизовали. Семья уже разбежалась. Кто уехал, кто помер.

Но это ведь были молодые люди, как умерли?

Там сейчас никого нет. А все равно охота посмотреть иногда.

А братья когда переехали в Германию?

В 1991-м получается. А до этого жили в Алтае, оттуда уехали.

У них жены, дети – все в Германии? На каком языке говорят дети? По-русски?

Да, а внуки уже нет, русский как иностранный учат.

(…)

Во время войны народ очень дружный был.

Но ведь сажали в тюрьму…

Если провинился. На работу должен прийти. Если просто так дома остался, тебя судили.

Значит, все хорошо было?

Да, люди знали, что нужно на работу идти вовремя и работать. А сейчас хочешь – выйди, хочешь – не идти.

А в бараке животные были?

Кур держали.

А в Алтае?

Там овцы, куры, гуси, все.

Это все ушло к колхоз?

Все хозяйство оставили, кто хочет – забери. Соседям оставили. Не вернемся – ваше будет. Копейки тогда не считали.

А как соседи относились к тому, что вы уезжаете?

Плакали, жалели, потом переписывались.

Вас заставили не немцы приезжать в Пермь, а советские? Вас принудили?

Это война виновата. Нас демобилизовали, мы знали, что это нужно. Как фронт без нас, без снарядов? Они победить не могли.

А как вы поехали, кто сказал?

Пришли в военкомат, дали повестки. Нас демобилизовали. Мы комиссию прошли, нам сказали, через сколько дней машины придут, повезут нас, на машинах и лошадях.

А были те, кто пытался бежать?

Отсюда бежали, не только оттуда. Которые здесь в положении были, они дома скрывали, а здесь узнали, так обратно послали. Зачем они с маленькими ребятами здесь? Их обратно на родину. Там рожали и воспитывали детей.

И уже не возвращались в Пермь?

Нет, там так и остались.

А вообще здесь рожали?

После войны матери-одиночки были. Ребят не было. А девушек много. Потом с детьми замуж вышли.

А кто-то еще бежал?

Во время войны бежали. У меня двоюродная сестра сперва нас обокрала, своих родственников. Мы с сестрой жили. Она у нас что получше забрала и сбежала. Документы выбросила, жила без документов. И без документов была, когда ее поймали. Так она себе и имя другое дала и фамилию. А в Алтайский край брат мой поехал в гости после войны, у кого-то ночевать попросился. Раньше это просто было. Пускали ночевать. Он фотографии посмотрел, увидел свою сестру. У хозяев спрашивает: это кто? Это наша невестка, отвечают. Двое детей уже было. Он говорит: как ее звать. Она сказала. Он говорит: нет, ее Катя звать, это моя сестра. Она пришла с работы домой, он говорит: Катя, хотел обнять ее. Она: ты что, я тебя не знаю. Он говорит: ты что, у нас родители умерли, мы втроем остались: две девочки и я. Как ты меня не знаешь? Она отрицала. Ему это не понравилось, уехал домой. Она писала потом: приезжай к нам. Муж ей сказал: скажи честно, как было. Если признаешься как было, мы будем жить. А если ты врать будешь – все. И она вынуждена была рассказать. И ей все простил, потому что война была. Так они и жили до смерти вместе. У нее три года срок был.

Но у нее была причина, почему бежала?

Многие бежали, работать не хотели. А если есть работа, чего бежать. Сытый, одетый, в тепле.

А куда бежали?

В Алтай.

Там работать не надо?

Ну там хозяйство свое.

Были те, которые пытались убежать, но у них не получилось?

Были, но их на Перми Второй (главный вокзал в Перми) задержали. Их лишили в наказание премиальных. А меньше получаешь, значит – как жить? Сложно.